Рената Литвинова: «Мужчины у нас на вес золота»

Звезда видит смысл жизни в любви, переживает за судьбу исторических зданий и предлагает сдать ее в психлечебницу, если она запоет

 

Можно по-разному относиться к личности Ренаты Литвиновой: одни считают ее «иконой стиля», другие совершенно не принимают. Но главное – в оценке этой необычной женщины равнодушных нет, она всегда «выводит на эмоции». Ее новый фильм «Последняя сказка Риты» снова внес раскол в ряды тех, кто обычно обсуждает действия этой звезды. Свое очередное детище она предпочла представить лично на берегах Невы, и поэтому наш обозреватель получил возможность побеседовать с Ренатой Муратовной и задать ей несколько вопросов.

– Чувствуется, что вы любите представлять публике свои ленты. Какие эмоции вы при этом испытываете?

– Обычно я чувствую невероятное облегчение, когда работа над картиной завершена. Для меня творческий процесс чаще всего мучителен, полон сомнений и трудностей. И когда все заканчивается, будто гора падает с плеч и хочется, чтобы зрители побольше узнали о моей работе не от «третьих» лиц, а от меня самой. Именно поэтому я люблю ездить по нашей стране и демонстрировать ленты тем, кого они заинтересовали, кто приходит пообщаться с создателями картины. И хотя мотаться по городам и весям не очень-то просто, я считаю этот процесс составной частью работы над фильмом. Это своеобразный праздник для зрителей, и то, что очередной из них начался именно в Петербурге, я несказанно рада. Здесь сама атмосфера меня вдохновляет.

– Вы являетесь сценаристом, режиссером, исполнительницей одной из главных ролей. Почему так происходит? Не трудно ли совмещать все эти ипостаси?

– К сожалению, я не могу доверить те функции, которые исполняю сама, другому человеку. Если бы можно было на кого-то все переложить, я была бы счастлива. Но поскольку хочу, чтобы все получилось так, как задумывалось, делаю все сама. На постановку потратила свои личные сбережения. Это в полном смысле слова независимый проект. Одержимость – ключевое слово в моей работе. Если бы мы все не были одержимы идеей постановки этого фильма, ничего бы не вышло.

– Все костюмы и украшения в фильме ваши личные?

– Что-то было действительно мое, что-то шили.

– Ради этого проекта вы впервые запели с экрана?

– Нет, это не я пою (смеется), я только изображала пение. Песню исполняла Земфира. Если я начну петь, вы первый можете сдать меня в психбольницу. После Земфиры начинать петь смешно. Я вообще не одобряю, когда человек, не имеющий данных, поет. Это какое-то безобразие.

– Расскажите о вашем сотрудничестве с Земфирой.

– Земфира прервала свою работу над альбомом и в очень короткие сроки по первым монтажным склейкам начала сочинять музыку. Я ей бесконечно благодарна. И даже могу сказать так: мне очень льстит участие Земфиры и вообще то, что я с ней дружу. Ее вклад в картину колоссальный. Она подняла фильм на свой «земфирин» уровень. Была погружена в нашу атмосферу и контролировала все – от озвучания до финального монтажа. Она безошибочно чувствует звуковой рассинхрон, а человек, который обязан это делать по долгу службы, не чувствует. И не понимает: почему она лучше знает всю его кухню, чем он сам. Земфира отнеслась к работе как абсолютный перфекционист, которым она является, и контролировала каждый шаг звукооператора. Картина в звуковом плане – полностью ее детище.

– А какая музыка вам вообще нравится?

– Ее музыка и нравится. Я считаю, что Земфира одним своим присутствием выводит русскую музыку из провинциального состояния на мировой уровень. Это фигура вселенского масштаба, правда. У нее давний большой электорат. Я присутствовала на нескольких ее выступлениях за границей и была удивлена: очереди и в Лондоне, и в Париже, в самых лучших залах. Принимают очень хорошо, она – большой артист, и она прекрасно дает именно живые концерты. Никогда – под фонограмму. И все песни – только от души.

– Почему героиню вашего фильма зовут в точности как «Даму с камелиями» Дюма?

– Я это имя давно полюбила – моего участкового врача звали Маргарита Готье. Все у нее спрашивали: «Маргарита, вы какой нации?» Очень интеллигентная женщина была, ничего на эту бестактность не отвечала.

– Съемки проходили в больнице?

– Нет, реальные лечебные учреждения совершенно не кинематографичны. Таких больниц я не встречала. На мой взгляд, это не разрушающийся, а очень красивый корпус.

– Где вы его нашли?

– Сами построили в нашем подвале, где проходили съемки.

– В фильме чувствуется ваше трепетное отношение к архитектурному наследию прошлого. Это так?

– Да, действительно. Меня возмущает варварство чиновников – у них нет никакого понимания исторической ценности. Они говорят: ну это же новое сооружение, оно лучше, чем то, бывшее – кошмарное, старое. Я мечтаю, чтобы их души после смерти переместились в эти жуткие здания. Дикие варвары руководят прекрасными городами. Москва практически стерта с лица земли. Питер еще вроде держится. Но мне страшно, что начнется то же, что и в Москве, где все передают в частные руки.

– В чем причина того, что ваши герои так много курят в фильме?

– Я считаю, что это красивая кинематографическая традиция. Она отсылает к черно-белым фильмам нуар, моим любимым лентам Хичкока, Годара, Трюффо, старым голливудским картинам. Это атрибут арт-хауса, несущий мысль о том, что человек склонен к саморазрушению. Скоро мы будем лишены этого атрибута – когда выйдет закон, что на экране нельзя курить вообще.

– В конце вашего фильма есть титр-посвящение двум людям. Интересно, кто это?

– Фаина – моя бабушка, я всегда посвящаю ей свои фильмы. Мы были духовно очень близки, она поддерживала многие мои начинания и сильно повлияла на мое мировоззрение. А относительно второго имени в титрах, мужчины, я, пожалуй, воздержусь от комментариев. Пускай это будет моей тайной.

– Мужскую роль в фильме исполняет Николай Хомерики. Вы довольны его работой?

– Да, я считаю, что он разыгрался в моей картине. Поначалу было запланировано небольшое появление его на экране, но пришлось дописывать роль – этого требовала логика сюжета, да и сам исполнитель вошел во вкус.

– Мне показалось, что ваше отношение к этому герою несколько ироничное. Все современные мужчины вызывают у вас подобные чувства?

– Ироничное? Не-е-е-е-т! (Улыбается.) Я мужчин очень ценю. У нас они все сейчас наперечет. Их мало – демографический кризис налицо. Так что мужчины у нас на вес золота.

– А существует у вас какой-то мужской идеал – быть может, из актеров?

– Недавно разговаривала на эту тему с Таней Толстой и говорила ей, что, если и существует идеал, который может меня через десятилетия впечатлить, это Иосиф Бродский. Наверное, мне по жизни нравятся гении. (Улыбается.)

– Знаю, вы были на последнем Каннском фестивале. Ваши впечатления?

– Меня покорила одна потрясающая картина, посвященная моей подруге, которая была женой режиссера Лео Каракса. По-моему, она называлась «Святые моторы», ее из всего конкурса лучше всех принимала публика. Я видела много конкурсных картин, но именно эта меня пленила. Не поняла, почему ее не наградили.

– Атмосфера фестиваля пришлась вам по душе?

– Пожалуй, да. Ведь это один из самых престижных фестивалей мира. Там совмещено искусство и ярмарка тщеславия. Если твою картину заметили на этом форуме, значит, ты чего-то да стоишь.

– Вы показывали там свою картину?

– У нас была только презентация «Последней сказки Риты».

– Что у вас намечено в качестве следующего проекта?

– Я не знаю. Пока что нахожусь в прекрасном состоянии, когда большая работа завершена и совсем не хочется загадывать, что будет дальше.

– В чем, по-вашему, смысл жизни?

– Любить.

 

из фильмографии

«Граница. Таежный роман» (2000), «Апрель» (2001), «Небо. Самолет. Девушка» (2002), «Настройщик» (2004), «Богиня: как я полюбила» (2004), «Мне не больно» (2006), «Зеленый театр в Земфире» (2008, режиссер), «Мелодия для шарманки» (2009), «Generation «П» (2011), «Последняя сказка Риты» (2012).

Источник