Рената Литвинова: Моя первая в жизни любовь…

Ирина Зайчик Караван историй

В детстве я очень стеснялась своего имени. Меня все время обзывали Дасаевым (был такой известный вратарь). Хотя его на самом деле звали Ринат, а меня Рената. Мне грустилось: отчего я, например, не Лена или, на худой конец, не Наташа? Зато теперь думаю, что в имени моем заключена часть судьбы, сила…

Авторство моего имени принадлежало папе, который назвал меня в честь своего брата Рината. Ринат сейчас жив, иногда мы с ним созваниваемся, а папа умер молодым, прожив чуть больше 40.

Жизнью он жил бурной. Был красавец, женщины его любили, и по всей Москве разбросаны мои сестры и братья. А с нами он прожил не больше года…

— Почему ваши родители разошлись?

— Слишком мама была гордая, и слишком папа был отзывчив на женское внимание…

Тогда не было Интернета, телефонов, и дамы писали ему письма. Целые пачки были спрятаны под матрац, я даже не знаю, успевал ли он их читать, видимо, отвечал устно. Так сказать, при встречах…

Письма были от разных дам, и свою короткую жизнь папа жег с «двух концов». Некоторых его возлюбленных, даже целую череду, я увидела на его похоронах. Но самой красивой среди них была моя мама.

Так что на память от него мне осталось такое необычное имя. В одну из наших немногочисленных встреч, когда я поступила в Институт кинематографии, он мне подарил туфли и духи. Это были мои первые духи и первые туфли на каблуках. Туфли я даже ни разу не успела надеть — одну тут же сгрызла собака. И тогда вторую я обернула в шелковый платок, она у меня хранится до сих пор…

— Вы переживали, что у вас нет отца?

— В то советское время вообще были не приняты разводы, помните — женщины могли жаловаться в парткомы, которые не разрешали рушить «ячейку общества»! Мама выглядела «белой вороной», ведь женщины того времени жили в браке, сцепив зубы, собственно, как и мужчины.

Так у нас сложилось, что по мужской линии все представители нашей семьи были исключительной привлекательности. Даже моему дедушке (маминому отцу) через меня соседка передавала письма. Дедушке было почти 60, она же считалась самой красивой женщиной в районе. Мало того, что эта дама была самая худая, да еще лет на 20 моложе. Помню, как она выходила на балкон курить с бокалом шампанского. Представляете, как ее все тетеньки ненавидели!

Если бы моя бабушка знала, что я была дедушкиным почтальоном-письмоносцем! Но в свое оправдание хочу сказать: я совсем не догадывалась, что у них такие тонкие отношения.

Как-то вызвав меня к себе и напоив чаем с тортом, пассия передала для него, как оказалось, прощальное письмо. Скоро ее положили в больницу, и она скоропостижно скончалась от туберкулеза.

Дедушка, наверное, полгода выпивал и за обедом, и за ужином… Бабушка его прожигала взглядами, но терпела, потому что очень любила. И, кстати, прожили они вместе с дедушкой всю жизнь…

Мама моя была противоположного, очень независимого и дерзкого характера и, несмотря на свою красоту, прожила всю жизнь одна.

А я, переживая, что у нас нет папы, вешала в прихожей дедушкино пальто, и если ко мне кто-то приходил, заявляла, что это папино пальто и он скоро вернется. Кажется, все в классе знали, что отец с нами не живет, но как-то щадили меня…

— Это был ваш самый серьезный комплекс в детстве?

— Я была вся покрыта комплексами, и знаете, они оказались очень питательными для меня, для моего творчества — ведь «благополучные» к творчеству не склонны. Я была самая высокая в классе, и меня обзывали «останкинская телебашня». А еще с самого детства я была практически альбиносом — с белыми волосами, в веснушках. Не могла находиться на солнце, потому что через пять минут обгорала.

— А была ли в вашем классе первая красавица, которой вы завидовали?

— У нас были девочки, которым родители привозили из-за границы красивую одежду. И девочки эти пользовались вниманием мальчиков, которые, получается, бегали за их красивым «оперением», а мне все шила мама. Надо сказать, я была весьма бедно одета и, конечно, переживала.

И вот когда у меня появились деньги, достаточно серьезные, которые сама заработала, я разрешила себе покупать все, не думая о тратах. Буквально ни в чем себя не ограничивала. Это у меня был такой период «лечения» от того детского комплекса бедности, когда ты одета без единой этикетки.

Хотя сейчас, рассматривая свои старенькие платья, понимаю, что одета я была весьма элегантно и с хорошим вкусом, ведь шила мама по выкройкам, взятым из прибалтийских и немецких журналов.

Я, кстати, тогда уже предпочитала маленькие черные платья. И когда поступила во ВГИК, неожиданно для себя выглядела очень выигрышно и даже а-ля кутюр на фоне пестро, по-иностранному одетых студенток…

— А что было самым важным в вашем туалете?

— Для меня важнее всего были духи. Я мазалась тайком мамиными и бабушкиными духами. Помню, даже на одно свидание с мальчиком вылила в туфли по полфлакона духов. Закинула ногу на ногу, вдруг туфля упала, и от потока амбре все вокруг стали морщиться!

В те советские времена полагалось пахнуть мылом, с чем я была не согласна! Считала, что девушка должна быть надушена. Правда, мне потом влетело за растрату духов, но уже тогда я шла на жертвы ради красоты.

— А кто в семье был эталоном вкуса для вас? Мама?

— Тщательнее всех о своей внешности заботилась бабушка (мамина мама), которая вечно отслеживала красавца-дедушку и зорко следила за модой.

Она являлась к нам раз в две недели с очередным отрезом ткани и вырванной картинкой из журнала мод и требовала от мамы пошива нового платья. Жаркие скандалы у зеркала сопровождали все мое детство: бабуля всегда была недовольна, главная ее претензия — что мама ей «опять не сделала талию»! Хотя у нее не было талии!

Именно бабушка приучила меня к регулярным походам в парикмахерские, ей там делали маникюр, сурмили брови и раз в полгода крутили «химку».

Я же в детстве обожала баночки с кремами, они манили меня. Я мечтала обладать этими волшебными, как мне казалось, средствами. Вместе с бабулей мы посещали галантерею, где я всегда выклянчивала у нее очередную склянку либо крема, либо духов. Она очень меня баловала!

В 9-м классе я снималась в рекламе русских ювелирных изделий. На съемках ходила по Ботаническому саду, увешанная золотыми цепями килограмма на три. Накрашенная, я выглядела лет на 18. Ехала домой в автобусе ужасно гордая, с несмытым гримом, с приклеенными ресницами, ослепляя, как мне тогда казалось, «своей красотой» каких-то рабочих, вошедших на остановке. Заплатили мне целых 25 рублей! Деньги я сдала маме.

И когда меня выбрали лицом L’Oreal, представлять их продукцию в России — я словно попала в детскую сказку: мечта вдруг сбылась. Для меня это большая честь и ответственность, ведь русские женщины — одни из самых красивых в мире и, как говорится, цены себе не знают. Именно русским дамам и нужно взять на вооружение слоган «ведь я этого достойна!» — и идти с ним по жизни.

— А вы сами испробовали новое средство?

— Поверьте, в своей жизни я испробовала такое количество дорогущих кремов, но всегда испытывала досаду от несоответствия результата и цены! Я могла втирать их килограммами, но так и не дождаться обещанного омоложения. В случае с кремом «Ревиталифт Полное Восстановление 10» я наношу его на лицо и руки — и вижу результат. Не скрою, меня греют его адекватная цена и собственное отражение в зеркале — кожа от него словно перламутровая…

— Бабушка наверняка давала вам какие-нибудь мудрые советы?

— Все советы родители подают своим отпрыскам личным примером. Это самое наглядное. Она приучила меня, что внешний вид всегда надо держать под контролем.

У нее, конечно, была серьезная мотивация: я не видела в своей жизни ни одной женщины, которая была бы способна так любить, как любила моя бабушка. Теперь я все свои фильмы посвящаю именно ей. Ведь она первая научила меня мудрости: самое главное в жизни — это полюбить!

— А вы испытывали юношеское безответное чувство?

— В юности все чувства безответные, и у меня есть целая череда влюбленностей и детских ранений…

Когда-то я ранила одного влюбленного в меня мальчика. Училась тогда в восьмом классе. Однажды к нам в дверь позвонил его товарищ и вызвал меня на улицу, сообщив, что Паша (так звали этого мальчика) мне что-то приготовил. Я нехотя вышла, товарищ Паши отвел меня за дом. На огромном заасфальтированном поле было написано мелом «Рената, я тебя люблю». Вдруг пошел ливень, и на моих глазах надпись растаяла. А Паша, оказывается, все это время подглядывал за нами из заброшенного автобуса, который стоял неподалеку.

Как-то Паша познакомил меня со своим другом, курсантом военного училища, и тот его оттеснил, буквально смел со своего пути. Сначала в парк мы ходили втроем, а потом на одной из прогулок, выйдя с каруселей, мы нашего Пашу не нашли и даже не стали пропавшего искать. Позже его бабушка рассказывала моей бабушке, как он страдал! Вскоре Паша тоже поступил в военное училище, и больше я его не видела.

— Когда же наконец не ответили взаимностью вам?

— В школе я все время намечала себе какую-нибудь «жертву» и любила издалека, обсуждая с подружкой буквально каждую деталь понравившегося старшеклассника. Например, у одного из моих объектов было что-то с прикусом, так я тоже пыталась сложить губы как у него. Страдала по нему, наверное, полгода!

И вот что парадоксально: влюбляться я предпочитала на расстоянии, а тех, кто ухаживал и вызывал меня на свидания, изводила рассказами о своем предмете любви. Помню, один из воздыхателей спросил меня в отчаянии, как его зовут, и я решила прутиком написать на земле имя. Написала. Вдруг смотрю, все начали хохотать! Оказывается вместо имени ПЕТР я от нервов и чувств сделала ошибку и написала «Перт»! И в тот самый момент я резко его разлюбила…

Окончив музыкальную школу при консерватории, я пошла заниматься легкой атлетикой. Кстати, была спринтершей, правда, не очень перспективной. Тренер меня обожал, почему-то я его очень веселила, а так он тренировал только чемпионок. И вдруг за мной стали ухаживать всякие чемпионы по прыжкам в длину и высоту и даже один настоящий француз, который учился в Москве. Он заметил меня на открытом стадионе братьев Знаменских. Отсмотрел всю мою тренировку и дождался, чтобы познакомиться.

Так вот француз ухаживал за мной очень серьезно — мы даже, помню, целовались. А когда ему нужно было уезжать домой во Францию, сделал мне предложение. Но я уже поступила во ВГИК и такие мелочи, как супружество, казались мне бредом. Уехал он грустный, писал письма, вернулся лет через пять, опять сделал мне предложение, но это было еще безнадежнее, чем в первый раз…

— Наверное, во ВГИКе вас закружило такое количество молодых талантливых ребят, что у него не было шансов?..

— Меня всегда интересовали именно талантливые. Я предпочитала общество гениев, и уже на первом курсе меня стали знакомить со знаменитыми и маститыми кинематографистами.

Помню, за мной очень красиво ухаживал гениальный оператор Георгий Рерберг. Я познакомилась с ним на «Мосфильме» на показе курсовой работы Вани Дыховичного, который тогда заканчивал высшие режиссерские курсы. Мне было 17 лет, а Георгий Иванович (так я его называла) был признанным гением при жизни, оператором великого фильма Тарковского «Зеркало».

Более одаренного и красивого человека в этой профессии я так больше и не встретила. Он был бесконечно романтичным, трогательным, а я, видимо, воплощала в какой-то степени его тип женщины. Вообще я всегда замечала, как тот или иной мой знакомый в течение жизни женится на дамах, почти одинаковых, только каждый раз на более молодой…

Именно Рерберг первым сказал, что мне надо найти свой стиль. Я была тогда щекастой девочкой с челкой и срочно начала худеть и экспериментировать с волосами. Тогда же в первый раз открыла свой лоб.

Георгий Иванович был настоящий эстет, ценитель красоты, знаток живописи. Я навсегда запомнила его фразу, цитату из Леонардо да Винчи: живопись — это борьба света с тенью. А он был настоящий живописец кинокадра и, как никто другой, умел снять женский портрет в кино, да и сейчас я не могу назвать более талантливого русского оператора, чем Рерберг.

Когда-то он мне рассказывал, как для фильма «Зеркало» выбирал с Тарковским актрис на главную роль: какие гениальные по красоте вышли съемки Людмилы Чурсиной, как талантливо попробовалась Марина Неелова, но Рербергу в тот момент нравилась Маргарита Терехова и… в результате именно она получила роль, которая стала ее лучшей ролью в кино.

Георгия Ивановича уже давно нет с нами. И мне очень грустно, что последние годы он снимал рекламу, а я с ним так и не поработала в большом кино. Его парадоксальный гений словно принадлежал ребенку, а не признанному классику. Мне навсегда запомнились его лаконичные сообщения на пейджер: одно только слово «РЕРБЕРГ», ведь он никогда не навязывал свое общество. А если дарил цветы, то это было двадцать букетов — самых изысканных, которые он расставлял в вазах вокруг меня!

Однажды была очень морозная зима. Георгий Иванович привез мне странный предмет, который надо было включать в розетку, — оказалось, это обогреватель для ног, сделанный под валенок. Он тогда сказал: «Вот будешь писать свой сценарий и замерзшие ноги засунешь в него, согреешься!» Это было очень пронзительно. Сейчас вспоминаю подобные жесты, и у меня сжимается сердце, ведь тогда я была очень молода и не знала цену этим его поступкам.

Как-то мы договорились встретиться с ним, а Рерберг задержался минут на пять. Так он встал передо мной на колени… Это был один из самых ярких и талантливых мужчин в моей жизни, ведь именно талант очаровывает меня больше всего.

Незадолго до смерти Георгия Ивановича я виделась с ним — это был трагический период его жизни. Мы с компанией зашли к нему, он был совсем один, я бы даже сказала, отчаянно одинок. Помню, как Рерберг просил нас не уходить, не оставлять его. Он так и запомнился мне — стоящим на пороге. А еще помню его последние слова: «Может, все-таки останетесь?»

Вы знаете, через день меня охватило нехорошее предчувствие и я стала звонить ему, но его телефон не отвечал. Тогда я позвонила его дочери Кате, с которой дружила. В конце концов было принято решение сломать дверь в квартиру Рерберга. Там его нашли мертвым. Как сказали врачи, он умер от разрыва сердца…

— Все-таки у вас были планы пригласить Рерберга как оператора снимать вашу картину?

— Да, но я не успела. А ведь многие режиссеры боялись его репутации гения и человека с крутым нравом. Такие слухи часто преследуют выдающихся людей. Я много слышала о трудном характере Нонны Мордюковой, но более профессиональной и вдохновенной актрисы в жизни не встречала. Мы с ней поработали на моем первом режиссерском проекте и — так совпало — на ее последнем, как оказалось, фильме «Нет смерти для меня».

Эту картину мы снимали в моей квартире в высотке на Котельнической набережной. Вот в таких боевых условиях (бюждета у нас вообще не было) Мордюкова выдавала один монолог мощнее другого, заражаясь моим восхищением. Она, как благодарный источник, наполняла комнату волшебной энергией, от которой мурашки бежали по коже.

Кстати, могу привести в пример Киру Муратову, о непростом характере которой тоже ходит много слухов. Но это все неправда! Она — одна из признанных величайших женщин-режиссеров. Такая же и Земфира: одержимая работой, трудоголик, инок практически! Как она истово служит своей музыке, но как много посредственностей недовольны требовательностью этих перфекционистов… Так что я вижу закономерность в слухах «недоброжелателей», и чем злобнее и завистливее говорят о человеке, тем больше я убеждаюсь — это «мой человек»…

— А что главнее для вас — карьера, семья, наконец, деньги?

— Все-таки есть некая судьба, которая ведет человека. Вот я никогда не собиралась быть актрисой и, более того, сопротивлялась, отказываясь еще во ВГИКе сниматься в кино. Мне не нравилось подчиняться чужим замыслам, всегда хотелось конструировать свой мир. Но вот меня пригласила Кира Муратова — и я не смогла отказаться от такого опыта общения!

А если бы я ее не встретила и не снялась у Киры, может, никогда бы и не стала снимать фильмы, ведь учиться режиссуре лучше всего на площадке у великих мастеров. Она многому меня научила: быть дерзкой, не бояться идти наперекор, наконец, побеждать! Кира — она словно молодеет с каждой картиной, в то время как ее одногодки-режиссеры, если и снимают, то что-то унылое, и… лучше б они это не снимали.

А что касается семьи… Думаю, институт брака все более обесценивается. И зачем его заключать, если все равно любишь? Ради наследства? Тогда лучше сразу написать завещание — кому что полагается, чтобы материальный пункт не висел вечным вопросом.

Я сама зарабатываю на жизнь, всегда хотела быть «сама по себе». Может, я не создана для брака в классическом его понимании? Может, я была в прошлой жизни многодетной матерью, а сейчас у меня другая задача? Кто знает… Но я никогда не была озабочена поисками мужа, даже скорее отбивалась от брачных уз. Я очень люблю свою дочь, пожалуй, это была моя первая любовь в жизни — именно к ней, к моему ребенку. А до этого, выходит, я никого и не любила…

Но я знаю, что когда появляется любовь, ее нельзя перепутать ни с какими другими чувствами. Вообще этому невозможно сопротивляться. Более того, этому не нужно сопротивляться! В моей версии жизни это и есть ее единственный смысл — любить.

Об этом и мой новый фильм «Последняя сказка Риты». По сюжету это сказка, но для меня — быль, я уверена, что за всеми нами следит некое око, и всякое зло, добро, способность любить жертвенно (хотя если нежертвенно, то это и не любовь вовсе) — все это под учетом где-то в высших инстанциях. Героиня картины — Маргарита. Ее главная красота и ценность в том, что она самозабвенно умеет любить. Я сама всегда заворожена людьми, любящими одержимо. Ведь такой любовью можно и заразить. На нее невозможно не ответить…

Благодарим Maison Dellos и ресторан «Каста Дива» за помощь в организации съемки

Источник