Рената Литвинова – о новом фильме и о том, что останется после нас
Представить свое детище прибыла сама режиссер, сценарист, актриса и продюсер картины. «АиФ» пообщался с Литвиновой перед премьерой фильма.
Рената Литвинова и Николай Хомерики на съемках «Последней сказки Риты» Фото предоставлены компанией «Вольга – Украина» |
Как призналась Литвинова, фильм дался ей непросто: ленту она снимала на собственные деньги, отдав ей два года жизни. Но «пленка любит кровь», как говорит Рената, и мучительный период съемок увенчался чередой премьерных аншлагов.
Эстетская сказка о любви и смерти герметична и лишена кровавых подробностей последних дней героини, угасающей в аварийном отделении заштатной больницы. Скорее фильм напоминает шкатулку, обитую красным бархатом, неизвестно почему оказавшуюся в вороньем гнезде. Туда Рената с птичьим практицизмом натаскала разнообразных красивых и утешительных для женского сердца вещей. Здесь и кусочек свадебного фатина, и бусины, и клок теплого ковра, и лоскут шелка, и цветы, и ласковые животные.
В результате фильм, снятый на фотоаппарат, выглядит как лента живописных миниатюр: его хочется разглядывать покадрово. Да и актрис Литвинова выбирала тщательно и с любовью: в главных ролях Ольга Кузина, Татьяна Друбич и сама Рената.
Сказка, разумеется, не лишена морали: будешь жить правильно – и смерть придет к тебе в виде женщины с чертами Литвиновой, в желтом платье и с бокалом шампанского, а умирать будет не страшно. По словам автора, она и сама бы не отказалась от такой утешительницы. Один из ответов – как жить правильно – спрятан все в той же шкатулке Литвиновой.
«Вечный редактор»
- Рената, в первом режиссерском фильме вы цитируете слова актрисы: «Нет смерти для меня». В «Богине…» мама говорит Фаине, что умирать не страшно. В «Последней сказке Риты» уже ваша героиня утешает умирающих. Так что, умирать не страшно?
- Думаю, всем страшно, но это неизбежно. Все мы приговорены к смерти. Умру я, отвечающая на ваши вопросы, умрете вы, задающие их. Умрет их читающий. Останутся наши дела, но и они подвергнутся разрушению. Поэтому в этой жизни нужно не мешать друг другу делать свое дело, ведь жизнь и так очень тяжела. Люди вышли из того возраста, когда был прав тот, кто сильный. Для этого на свете слишком много слабых. Единственная правота – доброта. Поэтому тема смерти для меня – тема вечного редактора моей жизни. Я о ней помню.
- Зачем вы посадили картину на «голодный паек»? Как вы вообще относитесь к аскезе?
- Аскеза оказалась даже полезна, потому что, переписывая некоторые сцены, чтобы сделать их более бюджетными, то есть дешевле, я выписывала все точнее, и даже выходило лучше и лаконичнее. Так что, ограничения даже, наоборот, будят воображение. Я сама себя вводила в рамки как режиссера, будучи и продюсером тоже, и теперь вижу в «голодном пайке» массу плюсов.
Жаль только, что я не могла себе позволить хорошего оператора – они в русском кино весьма недешевые, учитывая осветительскую группу, которой вообще наплевать на творчество – они берут посменно, даже почасово. Так что снимала я без алчных осветителей – все приборы таскали сами.
- Вам подражают, женщины стараются походить на Литвинову. О каких явлениях вы можете сказать, что «вы так не придумывали»?
- Если подражают, то чисто визуально – я подчас встречаю таких жестикулирующих и экзальтированных блондинок. Но это ведь чисто внешнее. Как можно меня разъять на составные, ведь есть еще и моя работа – фильмы, роли, тексты. Поэтому я оцениваю человека по делам его. И уважаю работающих женщин, к потребителям у меня отвращение. В этой жизни надо отдавать, делиться и работать!
- Какую режиссерскую задачу вы ставили Земфире при записи песни, которую она поет за вашу героиню?
- Как Земфире можно делать заказ? Я даже не успела ей поставить никакой задачи, когда появилась эта, на мой взгляд, потрясающая партия Смерти: «Не надо со мной разговаривать, слушайте! Вы обязательно что-то разрушите…». Земфира наш фильм словно приподняла на свой, Земфирин, уровень, наслоив свой собственный музыкальный сценарий поверх моего – так по-своему и так точно!
Ради работы над фильмом она отложила работу над своим альбомом и вынуждена была в сжатые сроки написать саундтрек к картине. Сейчас она уже снова вернулась и заканчивает свой альбом. Но я даже испытываю чувство вины перед ее публикой за вынужденную паузу. Вообще, считаю ее живущим гением среди нас, общение с ней могу сравнить с тем чувством, словно я знакома с кем-то из бессмертных.
«Перевод – убийство смысла»
- С чем у вас ассоциируется Украина?
- У меня бабушка была наполовину украинка, наполовину полячка, поэтому я как-то не разделяю наши государства, которые разделили политики. Мне кажется, я все еще живу в той стране, где между нами нет границ.
- Видели ли вы украинские субтитры к фильму? Как вы относитесь к переводу своего слова?
- Перевод – это всегда для меня травма, «убийство» смысла, так как точным бывает весьма редко, а мои тексты и диалоги весьма специальные. С кондовым нетонким переводом уходит юмор, который так важен в этой грустной картине. Вот как перевести фамилию Неубивко или Крохоборов? Как перевести фразу моей героини Смерти: «Я влюбляюсь необратимо!»?
Я, конечно, понимаю украинский язык, но мне жаль, что русский в вашей стране стал словно изгоем, с ним словно борются из-за каких-то политических, националистических соображений. Но как можно разделить вечную взаимосвязь между русскими и украинцами, которая длится уже веками? Как можно искоренять русский язык, если огромный процент населения страны – русские и говорят именно по-русски? Это есть попрание интересов людей, живущих на этой территории.
- После показа фильма вам наверняка приходится сталкиваться с оценками вашей работы. Чье мнение для вас авторитетно?
- В конечном счете снимаю, чтобы нравилось мне самой, как я могу просчитать вкусы всех? Но мотивация всех моих поступков – сделать что-то такое, чтобы меня похвалили любимые люди, все всегда во имя них.
Источник