Они приходят общаться с теми, кто говорит с теми же интонациями на том же языке. Музицируют, беседуют, пьют чай из обласканных старых чашек. Пожилым кларнетистам, репетирующим в гостиной - "Мы не мешаем?" - "Ну, что вы, что вы!" - Алла Сергеевна варит суп. Из пакета - "ах, я совсем, совсем не умею готовить" - зато горячий: старцам - внимание и тепло. Для молодых, не утративших охоты к изыскам, прячет в холодильнике рокфор. Холит гостей, но, устав, с облегчением закрывает за ними дверь. "Живых" денег у Аллы Сергеевны (Алла Демидова), видимо, нет, она втихаря распродает раритеты. Она ведет себя, как, вероятно, поступала бы постаревшая на сорок лет Валентина Ивановна Свиридова, сыгранная Кирой Муратовой в "Коротких встречах" с незабвенным "мыть или не мыть" ("ах, я плохая хозяйка"), щедрая, принципиальная, самодостаточная, чувствительная, способная увлекаться. Возможно, товарищ Свиридова превратилась бы в менее трепетную даму: руководящая должность, общественная работа и мерцающий муж, по-донгуански появлявшийся с гитарой в руках и камнем за пазухой, будивший и умерщвлявший в Свиридовой женщину - редко развивают женственность натуры.

В роли Любы - Нина Русланова, Надя из "Коротких встреч". Некогда в доме Свиридовой с Надей произошло то же, на что в "Коротких встречах" жаловалась унылая безымянная дева: "от своих я отбилась, к вашим не прибилась". Не желая чересчур примазываться к людям не своего слоя, развалив аккуратную апельсинную горку и нарушив симметрию - две женщины, мужчина посередине - героиня Руслановой растворялась в городском пейзаже. Как в середине 60-х, Надя/Люба остается особой без фамилии и отчества, не покидает рамки "простых" профессий (буфетчица/домработница/медсестра) и говорит Алле Сергеевне "вы", хотя та с ней запанибрата, но, видимо, прикипает к своей покровительнице. Время способно сгладить социальные различия, личные обиды, разницу в возрасте. 20-летней деревенщине до 30-летней начальницы горисполкома было, что до Луны. Ныне Алла Сергеевна и Люба ведут себя по-приятельски и воспринимаются, как одногодки, хотя Люба язвит, что по сравнению с ней Алла Сергеевна - старуха. Люба в старухи не хочет. Ищет мужа, копит приданое. Не скупится на бурные чувства и кричащие рыночные шмотки. Характеру женщины, в юности стыдившейся есть в столовке - "людей совестно" - кризис среднего возраста добавляет истероидные компоненты.

Однажды у Аллы Сергеевны расстраивается фортепиано. В доме появляется настройщик Андрей. Причина неполадки - застрявшая мышь - устраняется одним махом, но мастер не покинет дом. Он порадует женщин славными пустячками, станет полезным, согреет томящиеся от нерастраченных чувств сердца и не успокоится пока вместе с любовницей Линой не оберет героинь. В "Коротких встречах" Муратова показала, как разные женщины похожи в любви. Их роднили ожидания и прически. Саднящая покинутая душа. Деструкция, привносимая мужчиной. Представительницы различных классов, соперницы в молодости, ныне пенсионерки по одну сторону баррикад. Жизнь фактически прожита, угол наблюдения шире. Антагонист Любы и Аллы Сергеевны - не столько представитель opposite sex милый друг настройщик (хотя принадлежность к другому полу не утрачивает значения), сколько не освоенная реальность. Terra безнадежно incognita. И она просачивается в белоснежную цитадель под видом Лины и Андрея. Звонок. "Кто это еще явился?". На крыльце мешковатый Андрюша. Или Лина в черном. В руках - острая коса ("это не ваше?") с "зайчиком" заходящего солнца - фигура в своей наглядности не менее очевидная, чем картонные вожди на Арбате. Реплика сорокалетней давности. Но вечерние посетители иные. Церемониал приема тоже изменился. Дамы щурятся на пришельцев через запертую решетку. Деревянные веранды "Коротких встреч" и беспечность молодой Свиридовой, запросто пускавшей посреди ночи неведомых девиц и едва знакомых геологов, в прошлом.

Алла Сергеевна и Люба полагают себя стреляными, осторожными во всех отношениях, к тому же в доме полно добра. Однако героини уязвимы, так как в силу возраста и устоявшихся отношений с миром не способны отличить от надувательства легитимную социальность. Во-вторых, недоверие интеллигентных дам номинально. Можно поставить засов, но пропитаться сознанием, что могут обидеть по-настоящему, трудно, почти невозможно. "Даже если интеллигентный человек, a posteriori, то есть наученный опытом и другими, узнает, чего можно ждать от людей вообще, поймет, что 5/6 из них в моральном и интеллектуальном отношении таковы, что лучше никоим образом не соприкасаться с ними - то все же едва ли он составит исчерпывающее полное представление об их мелочности и ничтожестве; ему придется в течении жизни пополнять свои знания, нередко ошибаясь в расчетах в ущерб себе" (Шопенгауэр). В третьих, героини - женщины, природой предрасположенные к самообману. Ну и, наконец, фактор непредсказуемости. Новый человек - лотерея. Повезет/не повезет. Знания и опыт не страхуют от обольщения. Простота хуже воровства найдет способ провести мудреца на мякине. Дамы прокалываются на всем, что принадлежит кругу неотрефлексированных соблазнов, предметов, идей, а Любу кроме того безбожно дурит opposite sex. В финале, как у Феллини, одураченные тетки с глазами, полными слез, находят извинения Андрюше. "Это мы виноваты, мы его спровоцировали, не надо испытывать на прочность людей, люди слабые". Так сильный и великодушный освобождает от вины того, кто отпраздновал негодяя. Но самому податься некуда. В дом-крепость? Рано или поздно там понадобится очередной настройщик. Реванш по образу "Трех историй" невозможен, герои "Настройщика" - ягоды разных полей. Вместо итальянского карнавала, традиционной феерии, где все родное - трамвай, набитый гастарбайтерами, щебечущими на непонятном языке. Вместо немой улыбки Кабирии - заикающаяся речь, трясущиеся подбородки, предынсультное состояние. Тотальное отчуждение. Настоящая финита.

Наблюдая за работой Андрея, женщины шепотом спорят, кто он. Еврей, чеченец? "Ах, все равно, он хороший, даже если не совсем русский". В это время Андрей гундит - "мбау-м-м", и женщины решают: "Узбек". Гадания по поводу национальности определяют наличие границы между "нами" и "им". Культурному человеку настройщик нужен, как сантехник, призванный починить кран. Но вот Андрюша обнаруживает знание классики и мягкое туше. Дамы расслабляются, поддаются естественному желанию симпатизировать, переходят от неловкого неверия к комфортному благодушию и пренебрегая реальным - "не шути с рабом, не то он покажет тебе зад" - зачисляют настройщика в "свои". Основа для суждений - собственное "я". "Свой" - тот, кто будет делать, как я, вернее, не будет делать того, чего бы я не совершил. В доме начинают исчезать вещи. Кто съел рокфор? Куда делись часы? Алле Сергеевне проще заподозрить Любу: не стала ли "девушка из высшего общества" клептоманкой на почве "коротких встреч" и матримониальных осечек? Люба в ярости. Столько лет вместе и вот, извольте! "Нет, дорогая Алла Сергевна, это вы, вы впали в маразм! Часы продали, вонючий сыр съели и забыли!" Связать пропажу с присутствием Андрея в голову не приходит. Уговаривая Андрея обжулить теток, ища резоны для раскулачивания, Лина поступает аналогично: "Я только от тебя сделала три аборта. Представляешь, сколько малюток прикончила вдова? Убийца!"

Андрей мирит подруг. Настройщик - инженер человеческих душ. "Что это мы раскричались, разволновались? Нервы никуда не годятся. Всем нам, всем нам нужен настройщик. Даже Микки. Правда, Микки?" - Алла Сергеевна наклоняется к повизгивающему пекинессу. Пекинесс появился в фильме по просьбе Аллы Сергеевны Демидовой. Чтобы чувствовать себя более естественно на фоне колоритных муратовских персон, Демидова попросила разрешения прихватить своего пса. Муратова согласилась и не зря. Микки стал наглядным образом, идеей "Аллы Сергевны" и басовитой Любы. Уютное тельце, нежная шерсть, острые зубки. Укусить может, но не хочет - приятней валяться на пуфе и быть ласкаемым. Глазки наивные, но боязливые - все-таки, минипесик, уязвимое существо. Маленькая собачка до старости щенок. Способный доверять и испытывать чувства, называемые "человеческими", обречен числиться в инфантилах. Женщина, как бы осторожна и недоверчива ни была, часто остается девчонкой, полагающей травматические уроки, не согласовывающиеся с идеалом, ошибкой, а потому спотыкающейся на одних и тех же ухабах. Блеск и нищета вдовы легко увязываются с образом кустодиевской купчихи в отсутствии купца. Сойдись воедино героини Демидовой и Руслановой, "Настройщик" превратился бы в постсоветскую "Пианистку".

Но Муратова отказывается от роли психолога-виртуоза, неспешно перебирающего оттенки противоречивой женской натуры. Фильм нарезан грубыми кусками. Чуть ли не каждая сцена - самодостаточный этюд (эпизод, не вошедший в картину, стал короткометражкой "Справка"). На первом плане - популярная тема: "свои" и "чужие". В отличие от авторов, пробовавших разобрать вопрос на красноречивом материале той или иной войны, Муратова выбирает сумбур неотфильтрованных реалий. И становится единственным режиссером, оказавшимся способным назвать оппонентов. Граница, конечно же, как прежде, зависит от возраста, пола, национальности, воспитания, профессии, линии фронта и др. Но истинный противник - не муж-романтик, не "злой чечен", не долгоногая секретарша, а человек с иной системой ценностей или с отсутствием ее, этакий заяц-мерзавец, сладкий на все сто. "Люди христианской традиции одинаково способны решать, жить им по моральному закону или нет. Но это универсальное достоинство зависит от способности человека сказать, что некоторые действия противоречат моральному закону, а потому дурны <...> Проблема современного движения самооценки в том, что его участники, живя в демократическом и эгалитарном обществе, редко проявляют волю сделать выбор, что именно следует оценивать" (Фукуяма). Для сравнения: Надя появляется у Свиридовой с дурными целями, от которых в финале отказывается, Андрей у Демидовой - наоборот.

Очевидно, что для режиссера свои - Люба и Алла Сергеевна. Только тех, кого досконально знаешь, с кем совпадаешь, можно живописать с такой ювелирной точностью и иронией, не слукавив в характере, поведении, ритме, звуке и монтаже. Пройдох играют Рената Литвинова и Георгий Делиев, худрук группы "Маски". Муратова не обижает "чужих" (тем более, что среде с пафосом "не бойся, не проси, хватай деньги и беги" они - роднее не бывает), не делает вид, что неудобного, неприятного не существует, уделяет им столько же времени и интереса, и лента раздувается до трех часов. Гнездо Андрюши и Лины под крышей многоэтажки, к нему надо ползти по пожарной лестнице. Они парят в собственном эфире, живут вне морали, правил, социальных мифологем. Их махинации и выкрутасы - фактор жизни вроде любви к музыке у одиноких пенсионерок - но, словно извивающаяся змея, омерзительны, грациозны и, судя по очарованному вниманию Муратовой, гипнотичны. Эпизоды с Литвиновой длятся чуть дольше, чем диктует ритм картины. Кажется, что Муратова не может оторвать взгляд и даже теряется перед ней, как вдова перед Костлявой, поскольку вне своих авторских привычек забывает показать ее щекотливые места и тем самым сообщить, что мир вокруг больше любого персонажа и самого фильма. Возможен другой вариант: там, где появляется Литвинова, не срабатывает фирменное муратовское переключение от видимости к сущности дела. Алла Сергеевна заворожено смотрит на Лину с косой. Глядит, глядит, но ритуальная условность подтекстом не обрастает, и в ожидании его режиссер, будто пьяница, выжимающий утопшую в алкоголе кошку, притормаживает реплику "снято!". Кира Георгиевна - единственный режиссер, в чьих "странных" фильмах Литвинова со "странностями" выглядит не менее киногенично, чем любой персонаж муратовской кунсткамеры, и эта киногеничность/органичность проясняет зависимость Литвиновой от эстетики муратовского кино. Но то, что для Муратовой действительность, жизнь, для Литвиновой - имиджевые вещи. Похоже, Кира Георгиевна попутно высказалась по поводу попыток Литвиновой заимствовать для собственной ленты ее, Муратовой, штучки. В противном случае настроение "Настройщика" - тупик, победа видимости - не отменило бы жизнелюбивых мелодий "Чеховских мотивов" (2002).